Про Тряпу рассказывала Марина. А Марине — бабушка. В её доме, что называется «пятьсот весёлый», раньше проживало целых пятьсот человек! Когда столько людей находится вместе, непременно что-то заводится. Вот у них и завелась Тряпа.
Если верить Марине, Тряпа исполняла желания. Но не просто так. Ей за это надо принести что-то ценное. Проводить к ней Марина меня не могла: несколько недель не выходила из дома, потому что болела. Но написала в сообщении: «Иди к Тряпе в сумерках. Всё загадочное происходит в это время».
Так я и поступил. Правда, пришлось дома сказать, что пошёл в гости к Марине. Родители не знали, что к ней пока нельзя, и легко отпустили.
Я стоял возле «пятьсот весёлого» дома с любимой игрушкой в руках — кораблём. Вокруг никого. Будто не в Затоне нахожусь, а в пустыне.
— Тряпа! — позвал я.
Тишина.
Зашёл в подъезд. Поднялся по ступенькам.
— Тряпа! — я потряс кораблём в воздухе.
Безрезультатно.
Вышел. Решил обойти дом по кругу. Вдруг где-то притаилась?
— Тря-я-я-па-а-а-а! — крикнул громко.
— Чего шумишь? — послышалось за спиной.
Я подпрыгнул и выронил корабль. Обернулся. Сразу понял, что голос принадлежал Тряпе. Ей идеально подходило имя.
Она выглядела как передвигающийся мешок с картошкой. Кажется, такую ткань называют мешковиной. Тряпа носила огромные коричневые ботинки и соломенную шляпу с пером. Губ не разглядеть: рот спрятан за шерстяным шарфом. Зато я сразу заметил большие голубые глаза — добрые и как будто с хитринкой. На руки-палочки надеты зелёные перчатки, в одной она держала носовой платок.
— Тебя ищу. Я Никита. Говорят, ты желания исполняешь. Исполнишь моё?
Тряпа чихнула.
— Терпеть не могу враки! Они дурно пахнут, — Тряпа принялась вытирать нос платком. — Запомни: я не исполняю желания, я их обмениваю на ценности. Принёс что-нибудь? — когда Тряпа говорила, внутри у неё громыхало и стучало.
Я закивал и поспешил поднять с земли корабль. Тряпа взяла игрушку в руки-палочки и поднесла к глазам.
— Добротный! Что за него хочешь?
— Велик!
Тряпа засмеялась. Из её шарфа сразу полетела моль.
— Волшебная штука велосипед. Во все времена мальчишек счастливыми делает. Условия-то знаешь?
— Ну… Я тебе что-то даю, ты мне. Так?
— Не так! — соломенная шляпа начала двигаться, будто Тряпа качала головой. — Ты три дня не должен врать. Справишься — получишь велосипед. Корабль тоже верну. Соврёшь — дырка тебе от бублика, а не желание. Условия для всех стандартные. Я редко передумываю. По перчаткам? — Тряпа протянула ко мне палочку в перчатке.
Условия казались лёгкими. Е-рун-да!
— По рукам, — с готовностью ответил я. В самом деле: так уж часто приходится лгать?
Два дня прошли идеально: на выходных ездил к бабушке с дедушкой. Лопал блины, бегал и скакал. Времени на враки не оставалось.
Но потом наступил понедельник. И я принёс домой со школы проверенную тетрадку по русскому языку. С сочинением, которое я скатал у соседа по парте. Учительница отказалась ставить оценку и дала мне задание написать новое.
— Что за сочинение получил? — спросила вечером мама.
— Пока ничего! — нашёлся я.
Зачем волновать родителей? Сдам работу — и расскажу про оценку. Это ведь и не ложь вовсе, а отсрочка правды. По крайней мере, я так рассуждал по дороге к «пятьсот весёлому» дому.
Но Тряпа считала по-другому. Не успела она передо мной появиться, как начала чихать и сморкаться в платок. При каждом чихе Тряпа подпрыгивала. Из-под шляпы вылетали мелкие предметы: кусочки пазлов, игрушечные пульки, батарейки…
— Ой, не могу! Апчхи! Ложью пахнет. Только что соврал!
— Но мне и правда ещё не поставили оценку! — настаивал я. Сразу понял, какое враньё Тряпа имела в виду.
— Апчхи! — перо на соломенной шляпе закачалось. — А теперь пахнет изворотливостью!
Так я лишился любимого корабля. Пришлось нести другую вещь для обмена: портовый кран — конструктор с магнитом и вагончиком с грузом. Я сам его собирал!
Тряпе кран понравился. Она засунула его под мышку и направилась к подъезду. Видимо, где-то там хранила сокровища.
Я обязан был продержаться! Нельзя остаться без конструктора: его на день рождения дарили.
И я старался изо всех сил. Два дня всё честно рассказывал про оценки и провинности. Ни слова лжи! Но в четверг сосед по парте — тот самый, у кого я сочинение списывал, — похвалился:
— В субботу с дедушкой на моторке катаюсь.
Я мысленно ахнул! Прогулка по Оби — это не цирк или кино. Это событие! Настоящее приключение! Такое молча не оставить. На такое отвечать надо. Я постарался придать лицу равнодушное выражение. Махнул рукой и бросил будто невзначай:
— А я кораблём управлять буду. Штурвал держать.
Сосед по парте выпучил на меня глаза, удивлённый. А я подумал: «Это ведь не ложь, а фантазия. И потом, может, я действительно кораблём управлять научусь».
Когда шёл к «пятьсот весёлому» дому, не сомневался в своей правоте. Но, увы, нос Тряпы решил по-другому. Она зажала его пальцами-веточками и прогнусавила:
— Солгал. Точно солгал.
Тряпа явно хотела чихнуть. Из-за этого её тело-мешок раздувалось, будто воздушный шар.
— А чего он хвалится? — я пнул камень, лежащий возле ног. — Сначала великом, потом моторкой.
— Апчхи! — не выдержала Тряпа. И добавила: — Пахнет неприкрытой завистью.
Сразу стало грустно: ни корабля, ни крана, ни велосипеда. Одни убытки от этих желаний!
Тряпа на меня посмотрела как-то по-особенному, вздохнула и махнула веточкой:
— Так уж и быть, попробуй ещё раз. Последний.
И я, конечно, попробовал. Принёс к «пятьсот весёлому» дому капитанскую фуражку. Мне её дедушка подарил, когда на море ездили.
Тряпа пришла в восторг! Вертела фуражку и так, и сяк. Надела её вместо соломенной шляпы. Достала из непонятно откуда появившегося кармана зеркальце. Посмотрелась и прогромыхала:
— Угодил. С удовольствием носить стану. Но у тебя есть шанс её вернуть. Условия прежние: три дня без вранья.
Я во что бы то ни стало собирался заполучить фуражку обратно. Пятницу продержался без происшествий, а в выходные решил молчать. До самого вечера воскресенья ни слова не проронил!
В сумерках пошагал к Тряпе, довольный. И по дороге наткнулся на Марину.
— Марина! Ты выздоровела?! — обрадовался я. Молчанка подошла к концу. Хотелось прыгать и скакать: наконец-то Марине разрешили из дома выйти! Сколько дней её не видел! Кажется, целую вечность.
— Конечно! Мне лучше. Разве не заметно?
Честно говоря, Марина выглядела похудевшей, бледной и уставшей. Следы болезни ещё виднелись и на лице, и в движениях. Подруга будто немного замедлилась и говорила не спеша. Но в её глазах читалось столько надежды! Не мог, никак я не мог сказать правду. Она отказывалась слетать с языка.
— Ещё как заметно! — соврал я. — Отлично выглядишь.
Марина улыбнулась, счастливая. А я мысленно распрощался и с фуражкой, и с велосипедом. Не врать оказалось невероятно сложным заданием.
Всё же решил добраться до Тряпы. Договорились ведь! Она ждала на углу дома. Вокруг, как всегда при наших встречах, никого не было.
— Тебе идёт, — сказал я, имея в виду фуражку.
— Спасибо, — поблагодарила она. И вдруг стянула её с себя. — Но тебе в ней лучше.
Рука-веточка протянула мне капитанку. Я заметил, что Тряпа не держала носовой платок и не чихала, как обычно.
— Я же соврал… Нарушил условия. Почему возвращаешь?
— От тебя пахнет не ложью, а состраданием, — голос Тряпы звучал непривычно ласково.
Она развернулась и зашагала в противоположную от дома сторону. На секунду остановилась и крикнула:
— Передавай Марине привет!
— Обязательно, — пообещал я. Водрузил капитанку на голову и направился домой.
У подъезда меня ждал папа. Возле велосипеда: оранжевого, с кучей скоростей, светоотражателем и звоночком.
— Премию получил, — сказал он. — Давай меняться: я тебе велик, а ты мне фуражку?
Я бросился его обнимать! Потом стянул с себя капитанку, надел на папу. И сразу поехал к Марине передавать привет от Тряпы. На своём, собственном велике. Без всяких врак.