Вот бы посмотреть на подводный матч! Ведь там, на дне Оби, остались и поле, и ворота, и пара забытых мячей, отяжелевших от речной воды. Должно быть, это очень интересно…
Так же думал окунёк Плескальду, прячась на дне Оби и выглядывая из-за густых водорослей на подводное поле. Там мелькал белый круглый камешек, служивший мячом подводным футболистам. Как бы Плескальду тоже хотел подплыть, со всей силы махнуть плавником по камешку и запустить его прямиком в ворота…
— Го-о-ол! — завопили за валуном, и окунёк вздрогнул. Это были лишь мечты. Не он сейчас забил мяч в ворота, а прыткий и энергичный муксун.
— Всё подглядываешь? — в бок Плескальду ткнулась зеленоватая спинка судака. Это был Бульсанчес, вроде как его дальний родственник и товарищ по давнему приключению. Судак Бульсанчес вздохнул и добавил: — Ты же знаешь, простых рыбёшек вроде нас они в игру не берут.
Ага. Только осетров, нельм, муксунов и прочую деликатесную рыбу. Хотя непонятно, почему эти рыбы важничают. Лишь потому, что люди радуются, когда получается их поймать? Для пойманной рыбы радости-то тут никакой нет.
Плескальду и Бульсанчес однажды попались на крючок. И угодили прямо в одно ведро! Хорошо, что их спасла икринка рыбака, то есть его маленькая дочка, которая раскрашивала камешки на берегу. Рисовать на рыбах было ещё интереснее: она украдкой вытащила окунька и судака и оставила на их чешуе несколько разноцветных акриловых пятнышек. А потом отпустила в воду.
— Что с вашей чешуёй? — удивлялись рыбы.
Бульсанчес отвечал, да ему не верил никто. Все рыбы вокруг считали, что все эти удочки, крючки — всего лишь выдумка.
— А лещ? — вздохнул окунёк Плескальду и махнул плавником за валуны. — Его взяли, вон на воротах стоит. А ведь он тоже из наших, из простых.
— Так вратарём только, — возразил Бульсанчес. — Они сами хотят голы забивать. А лещу-то что? Он суетиться не любит, знай себе плавает в воротах туда-сюда.
Бульсанчес завистливо покосился на серый хвост леща, снующего в воротах.
Подводное поле после матча сделалось мутным. Рыбы снова шумели:
— Победа! Двенадцать — два в нашу пользу!
— Ещё бы! Мы-то играли против течения.
— Отпразднуем?
Рыбы огляделись в поисках еды, и молодой энергичный муксун воскликнул:
— Та муха, чур, моя!
Окунёк Плескальду прислушался: как будто какой-то шум? Или ему показалось? Кроме бульканья рыб, с берега глухо доносились голоса.
— Бульсанчес, что за муха? — настороженно спросил он.
У судаков зрение хорошее. Глаза Бульсанчеса заблестели подвод­ными фонариками:
— Крючок!
— Точно?
— Как пить дать! Муха на крючке!
Муксун не был им другом. Но не дать же ему пропасть у них на виду! Плескальду и Бульсанчес взвились вверх, изо всех сил помогая себе плавниками, и оттолкнули муксуна:
— Не трожь! Это приманка!
Муксун угрожающе выдвинул нижнюю челюсть:
— Ух, разноцветные! Опять ваши сказки! Нет никаких удочек! А может, — он прищурил глаза, — сами позарились на мою муху?
Другие футболисты — нельмы, осетры, сиги — оттеснили их:
— Пусть ест! Он семь голов забил! А вы себе другую еду ищите!
— Да мы ж не за этим, — Плескальду махнул плавником с досады.
Но было уже поздно. Муксун широко разинул рот и захлопнул уже с мухой. И вместе с крючком.
— Куда это он?! — нельмы, осетры и сиги выпучили глаза на муксуна, взметнувшегося вверх на невидимой леске.
— Ты же прыгать умеешь? — торопливо проговорил Бульсанчес.
Плескальду кивнул. Судак разогнался и пихнул его в бок. Да и сам окунёк со всех сил дёрнул спиной, всплеснул плавниками. Никогда, никогда, никогда он ещё не выныривал из воды так высоко! Внизу заблестели река, довольные глаза рыбака и чешуя в ведре — уже выловленной им рыбы. Окунь с силой толкнул муксуна, висящего на леске, и крючок вывернулся у того из губы. Чуть было не пойманная рыба плюхнулась обратно в Обь.
Когда Плескальду подплыл к муксуну, вокруг того уже собралась стая рыб. Он хлопал ранеными губами и хрипел:
— Это правда! Всё, что твердили эти разноцветные. Я сам успел увидеть: и удочку, и ведро, а там… — муксун нервно сглотнул, а потом покосился на своих спасителей: — Если бы не они! Если бы не эти разноцветные! Я бы сейчас там был, в том ведре…
Плескальду и Бульсанчес понимающе махнули хвостами и поплыли прочь — нельмы и сиги не особенно любили их общество.
— Стойте! — забулькал им вслед муксун.
Окунёк и судак повернули головы.
— Говорят, вы мечтали играть с нами? Вы… ещё хотите?
Остальные рыбы возмущённо заклокотали:
— Этих? К нам? Ну уж нет!
— Я хочу быть с ними в команде, — упёрся муксун. — У окунька слух хороший, у судака зрение — ого! А сила какая! Без всякой лески окунь сумел до меня допрыгнуть.
— Меня Бульсанчес подтолкнул, — добавил Плескальду.
— Вот я и говорю. С вами мы так заиграем, как никогда. А ещё… вы меня спасли, — муксун почесал раненую губу об подводный камень. — Спасибо!
Говорят, рыбы не говорят. Но это всё враки! Они кряхтят, шипят, пыхтят, кукарекают и урчат. Даже поорать могут, особенно если случится какой-нибудь особенно волнующий футбольный матч:
— Плескальду, подавай мне!
— Бей в ворота, Бульсанчес!
И если вы на затонском берегу услышите странные крики, не оглядывайтесь. Может, вам и не показалось.