Я шел по родной земле,
Я шел по своей тропе…
В. А. Солоухин (1924−1997)
Были времена, когда тиражи его книг исчислялись десятками миллионов экземпляров. Своим творчеством, прежде всего поэзией, а также «деревенской прозой», В. А. Солоухин «вошел в анналы» российской литературы.
Владимир Алексеевич был неординарным человеком, порой даже противоречивым: то блистательное трогательное стихотворение, то публицистический очерк-отповедь, то экскурс в историю русской иконы, а то инструкция по сбору грибов; истинный коммунист и рьяный монархист, искренний русский патриот и большой любитель путешествий по загранице…
Этими несочетающимися качествами и привлекал наш герой современников. Кто этот самобытный и оригинальный, но «неудобный» человек, тонкий лирик и неистовый обличитель?
Здесь гуще древесные тени
Здесь гуще древесные тени,
Отчетливей волчьи следы,
Свисают сухие коренья
До самой холодной воды.
Ручья захолустное пенье
Да посвисты птичьи слышны,
И пахнут лесным запустеньем
Поросшие мхом валуны.
Наверно, у этого дуба,
На этих глухих берегах
Точила железные зубы
Угрюмая баба-яга.
На дне буерака, тоскуя,
Цветок-недотрога растет,
И папоротник в ночь колдовскую,
Наверное, здесь расцветет…
Сюда вот, откуда дорогу
Не сразу обратно найдешь,
Забрел я, не верящий в бога,
И вынул охотничий нож.
Без страха руками своими
(Ветрам и годам не стереть)
Нездешнее яркое имя
Я высек на крепкой коре…
И кто им сказал про разлуку,
Что ты уж давно не со мной:
Однажды заплакали буквы
Горячей янтарной смолой.
С тех пор как уходят морозы,
Как только весна настает,
Роняет дремучие слезы
Забытое имя твое.
1947
Фрагмент романса «Родник» С. Зубковского на стихи В. Солоухина
«…Однажды Владимир Алексеевич пришел под утро, разбудил меня и сказал: “Знаешь, решил идти пешком по Владимирской земле”. — “Хорошо, — сказала я, — иди”. — “Только с тобой, — решительно сказал он, — а то с кем ни пойдешь, только от ларька до ларька”…
Звал-то он всех, но, когда пришло время идти, признался: “Кроме тебя, ни с кем я не напишу эту книгу. Ни с кем мне не удастся пройти этот маршрут”. И я почувствовала, что этот заряд требует выхода, что это то, что прославит его. А мне так хотелось, чтобы его имя стало популярно. И я стала готовиться к походу, хотя была на шестом месяце и, конечно, боялась, что в лесу или на дороге со мной все может случиться. Но Владимир Алексеевич говорил: “Я тебя до любого медпункта на руках донесу”…
Я не зря пошла с ним, потому что вела дневник каждый день. Мы шли 43 дня, прошли 680 километров, и я исписала общую тетрадь, все 48 страниц. Писала в каждой избе, где мы останавливались на ночлег. Я описывала все подробно: какая травка росла, какой цветок расцвел, кого встретили и что сказал прохожий мужик. Он записывал в дневнике пару слов и ставил восклицательный знак. Но он с такой любовью все рассматривал, что я еще больше убедилась, какая же красивая наша земля и как прекрасны наши люди!..
Когда он продиктовал все, что написал, я от счастья всю ночь не спала.
“Владимирские проселки” напечатал Симонов в “Новом мире”. Но по цензурным соображениям многое было вычеркнуто. Я даже плакала».
В. А. Солоухин. «Владимирские проселки». Буктрейлер ГБИЦ Гусь-Хрустальный
«Он там ничего не сможет рассказать интересного. И через месяц его выбросят, как съеденное яйцо, как выжатый лимон. И тогда это будет настоящая казнь за предательство, которое он совершил».
«…Укладывая строку в строку, мы часто лишаем получающееся стихотворение того воздуха, той просторности, которые должны быть и в живописной картине, и в музыке, и в стихах…
Например, имею ли я право, переводя стихотворение, написать три строфы вместо двух строф оригинала? Казалось бы — не имею. Нельзя же из четверостишия Омара Хайяма сделать восемь строк. Или шесть. Нельзя. Оттого-то и труден для перевода Хайям. Оттого и читать его нелегко — не читаешь, а словно проворачиваешь тяжелые жернова…
…ради “воздуха” и свободы дыхания вовсе не грешно нарушить соотношение количества строк. С необходимостью этого я столкнулся совсем недавно, переводя стихотворение армянского поэта Геворга Эмина. Стихотворение называется “Жалоба”. Первые три строфы подстрочника выглядят так:
Может быть, и не виноваты они, Господи,
Эти мои враги не певчие,
Если ты создал меня певчей птицей,
Зачем бросил в стаю воронов?
Если ты создал меня белой птицей, Господи.
Что я потерял в этой черной стае,
Где каждая черная птица клюет меня,
Воспринимая мой белый цвет, как вражеская земля.
Если Ты уж допустил, чтобы клевали меня
я, окровавленный, падал вниз, —
Зачем захотел, чтобы я упал именно сюда —
В клубок змей?
Когда я круг мыслей, образов и чувств, содержащихся в этих строчках, пытался уложить построчно в русское стихотворение, получалась сухомятка. Наиболее верным принципом я посчитал другой: воспринять строфы в целом и в целом же выразить по-русски. Но получалось, увы, на одну строфу больше.
О, Господи, они не виноваты,
Мои враги. Та разница стара.
Меня Ты певчим сотворил когда-то,
Им когти дал и черный цвет пера.
Они не виноваты, но за что же
И щедр, и милосерден без границ
Меня, пичугу белую, о Боже,
Ты бросил в стаю этих черных птиц?
Что общего отыщется меж нами?
Какая мысль в виду имелась тут?
Мой белый цвет, как вражеское знамя,
Они воспринимают — и клюют.
Я падаю, летят по ветру перья.
Галдеж. Не слышно песенки моей.
Пусть так. Но для чего — спрошу теперь я —
Мне падать непременно в гущу змей?..»
Волки
Мы — волки,
И нас,
По сравненью с собаками
Мало.
Под грохот двустволки
Год от году нас
Убывало.
Мы, как на расстреле,
На землю ложились без стона.
Но мы уцелели,
Хотя и живем вне закона.
Мы — волки, нас мало,
Нас можно сказать — единицы.
Мы те же собаки,
Но мы не хотели смириться…
Вы смотрите в щелки,
Мы рыщем в лесу на свободе.
Вы, в сущности, — волки,
Но вы изменили породе.
Вы серыми были,
Вы смелыми были вначале.
Но вас прикормили,
И вы в сторожей измельчали…
Листопад
Живешь ты в июне,
А я в сентябре,
Ты в зелени юной,
А я в серебре.
Есть время промашек
И время наград.
Ты — поле ромашек,
А я листопад.
Веселые чайки
И сумрачность век.
Привал на лужайке
И поздний ночлег.
В промозглом саду
За порогом темно.
Огонь разведу
И открою вино.
За время промашек
И время наград!
За поле ромашек,
За мой листопад!
Уважаемые читатели! В библиотеке им. П. П. Бажова вы можете найти книги яркого представителя «деревенской прозы», писателя и поэта Владимира СОЛОУХИНА